Недели через две после моего прибытия в Потсдам к новому месту службы в 288 тяжелогаубичную артиллерийскую Варшавскую Краснознамённую ордена Кутузова  бригаду,  заступил я дежурным по караулам гарнизона. Свою первую службу в гарнизонной комендатуре я нёс так исправно, что комендант Потсдамского гарнизона грозный подполковник Пихуля позвонил начальнику штаба нашей   бригады, и попросил его в данный наряд назначать только меня. Начальник штаба только обрадовался, - с комендантом по поводу гарнизонного наряда  всегда были трения и неприятности. А тут, - счастье само «пёрло» в руки!

И вот, в одно из последующих таких дежурств, мне  «посчастливилось» так запастись впечатлениями, что вспоминаю до сих пор… А началась та «запарка» ещё до заступления в наряд - ночью.

 Часа в три ночи, - звенит дверной звонок. Пока иду протирая глаза в  прихожую, прокручиваю в голове все варианты – тревога, боец в самоволке и т. д.  Открываю дверь, - стоит мой  водитель рядовой Дробышев, родом из Белоруссии, с каким-то грязным мешком за спиной и преданными глазами, чуть не плача, смотрит на меня.

 «Что случилось?» А он: «Товарищ гвардии старший лейтенант! Мне скоро  на дембель, а у меня ни одной лычки на погонах нет, - что мне отец скажет,  плохо служил, что ли? Присвойте  ефрейтора, пожалуйста! А я вот вам мешок картошки принёс». Через мгновение, согнулся я пополам и давай хохотать, кому рассказать, - не поверят.  Говорю ему: «Да иди ты быстро в казарму со своей картошкой, а по поводу «ефрейтора» не беспокойся, - присвою!». Что и сделал через пару дней, тем более что боец был толковый и очень хорошо относился к технике, что подтвердила одна история, произошедшая с ним незадолго до этого на полигоне. Приехал я как-то  с огневой позиции на командно-наблюдательный пункт своей батареи  на ГАЗ-66. Только спустился в окоп, как слышу отчаянный крик Дробышева: «Беда! Товарищ гвардии  старший лейтенант,  беда-ааааа!!!». Весь личный состав взвода управления выскакивает со мной наверх,  и наблюдаем такую картину.

Водитель, после остановки забыл поставить машину на ручной тормоз, сам вылез наружу и только потом увидел, что машина потихоньку катится в небольшой овражек позади КНП. Не имея возможности   залезть в кабину, он упёрся руками в передний бампер автомобиля, и, стараясь удержать машину от скатывания, ещё и  орёт «благим матом»: «Беда-ааааа!». Тут мы как грохнули от смеха. Я кричу ему, что бы отпустил машину и убегал оттуда, - никуда она не денется, вытащим.  А он парень совестливый, с перепугу то не поймёт ничего (машину спасать то надо!), и снова орёт: «Беда-аааа!!!».

За вытащенный  автомобиль, Дробышев тут же пообещал весь личный состав КНП батареи накормить военно-королевским обедом. Боец был 2-го года службы, а посему получив от меня «добро», - за дело взялся оперативно. Из куска маскировочной сети он соорудил небольшой подхват, и предварительно взбаламутив воду в небольшом болотце в полукилометре от КНП, за 15 минут выловил полведра ярко жёлтых карасей. Грибов лисичек и травы-зверобоя вокруг было много, и обед в тот раз у нас был действительно королевский:  наваристая ушица на первое,  картошка с грибами и тушёнкой на второе, и душистый чай со зверобоем  на третье.

Наутро, по причине «картофельно-ефрейторского» недосыпа, голова уже немного «квадратная». И это, - ещё в наряд не заступил… Быстрей «пожевать» надо, а стало быть - бежать надо в офицерскую столовую.

 На Родине, можно сказать, что тараканов я и не видел вообще. Но в Германии их было столько, что ужас. Когда  я впервые зашёл в квартиру своего предшественника, то подумал, что у меня голова кружится, - пол шевелился. Оказалось, что это полчища тараканов  маршировали из ванны на кухню (очевидно с водопоя, а может и  лапы перед обедом мыли…). Дома были  немецкой постройки, и их конструкция -  на радость тараканам. В стенах кухни и ванной  комнаты, находились вертикальные ниши со всеми  трубами и электрикой, которые и «пронизывали» снизу-вверх  все пять этажей. И вот, по этим «автобанам», дивизии тараканов курсировали куда хотели. А находящийся в продаже немецкий «дихлофос» под названием «тип-фикс», - был в состоянии травить только несуществующих в природе насекомых. Этим, кстати и  пользовались наши  проныры-прапора, которые везли из Союза немцам на продажу горы  родного дихлофоса.  От него дохло всё! Немцы его называли, не иначе, как «мушка бай-бай» (то бишь, - мухи и все тараканоподобные – валятся  замертво).

Так вот, в офицерской столовой, этих тараканов было не с дивизию, - а не менее полностью отмобилизованной общевойсковой  армии. И бегали они, ходили и ползали там, где хотели… Нам холостякам порой приходилось голодновато, и когда в каше в очередной раз попадался варено-запаренный  таракан, - его просто выковыривали, бросали под стол и продолжали трапезу.

Кстати, за этой самой трапезой, мы «приобщались» и к большому искусству… На стенах столовой висели две большие картины – «Утро в сосновом лесу» Шишкина и натюрморт («куча еды» на столе). Так вот, под картиной с ползающими мишками на поломанном дереве, аккуратная табличка в «золоте» - новое артиллерийское название картины «Ошибка в 5-00» (то бишь, артиллерийский снаряд по ошибке залетел в чащу леса, в связи с чем - медведи радуются смене обстановки). А под натюрмортом – такая же табличка – «Утро в Брестской таможне» (так как родные брестские пограничники, несмотря на уговоры оставить «закуску» -  всё съестное забирали подчистую).

Мои друзья-однокашники уже были здесь, и я не успел сесть за стол, как по их инициативе, начали вспоминать прошедшие выходные… 

Как и всегда в выходные, в то в воскресенье с утра для «подзаправки» сходили в немецкую кафешку, поели горячих сосисок и двинули по лесопарковой зоне в город. В полукилометре от кафешки, увидели красивое здание в старонемецком стиле. И только тогда ребята вспомнили, что это  замок  Цецилиенхоф. В этом замке, в 1945 году, главы стран победительниц в войне, подписали так называемое Потсдамское соглашение. И было грех, не ознакомиться с этой достопримечательностью, тем более, что и шли мимо… Внутри были уже несколько групп туристов, в том числе из Союза, - из славного города Саратов. Мы присоединились к ним, и, слушая девушку гида, осмотрели все помещения замка и главную достопримечательность – конференц-зал с большой фотографией на стене, запечатлевшей глав стран победительниц во время рабочего заседания,  в том числе и Иосифа Виссарионовича Сталина.

Гидом была полячка, и звали её то ли Ванда, то ли Варшава, уже не помню. Как только она завершила свой рассказ, а группа из Саратова скрылась за дверями, мы сразу окружили её и попросили  пустить нас к креслу, где, судя по фотографии,  когда-то сидел  Сталин. Она сначала – ни в какую, - нет и всё. Но мы очень постарались…, и в итоге, она сама стала у дверей на «атасе», а мы быстро прошмыгнули под вельветовый шнурок ограждения, и по очереди присаживались в кресло, к сиденью которого,  в далёком сорок пятом, судя по фотографии на стене, - «прилипала» задница генералиссимуса Сталина. Вот таким образом, и мы (вернее наши задницы), «приобщились» к истории (вернее к заднице Сталина).

На этом культурную программу решили завершить, и пошли в небольшой ресторанчик, тем более что ребята (в отличие от меня) здесь уже бывали.    Естественно,  через некоторое время после употребления определённого количества отменного немецкого пива с не менее отменными сосисками, -  захотелось в туалет. Однокашник по училищу Вовка Башкирцев показал куда идти. Захожу, а там перед кабинками за столиком бабка какая-то сидит, да ещё и рюмка с бутылкой кальвадоса перед ней. Ну, думаю, с чего бы тут   этой дуре-то сидеть?  Выхожу с кабинки и на выход. А эта бабка вцепилась мне в руку и орёт что-то. Меня сразу холодный пот прошиб – в чём дело? Вроде никого не трогал, - что ей  от меня надо??? Я и так, я и сяк, - а она ни в какую,  не отпускает меня, и опять лопочет по-своему что-то.

Благодаря приоткрытой двери, проходящий мимо официант, видимо наблюдавший данную «картину» ранее, и  не один раз, подойдя ко мне,  спросил: «Русский, болгарин, поляк?». Я ему: «Русский». А он: «Дай бабке полмарки за пользование туалетом  и иди». И только тогда до меня дошло, что к чему. В Союзе в то время, платных туалетов ещё не было. Выхожу оттуда красный, как варёный рак, а эти засранцы за столиком сидят и ржут…

Итак, проверив свою тарелку с неизменной армейской гречневой кашей на предмет прошедшей термическую обработку тараканьей живности, и отшутившись по поводу туалета, я в свою очередь поведал им мою ночную «картофельно-ефрейторскую» эпопею. Похохотали мы вместе и разбежались по расположениям своих батарей.

Здания, в которых размещалась наша бригада,  были все крепкие, постройки конца 19-го - начала 20-го века,  из красного кирпича с черепичными высокими и крутыми крышами. Под  ними,  по  всему  периметру  стен зданий,  красовались  вылепленные из цемента, и потемневшие от времени,   круглые барельефы из жизни армии Германии тех времён, - сцены боёв и учёбы.  А прямо перед КПП соседней бригады,  на углу казармы  на высоте третьего этажа, - красовался огромный орёл с  фашистской свастикой. Изготовлен был он в своё время из железобетона, и максимум, что наши могли сделать, - это замазать свастику цементным раствором. А гордая птица, с «высоты» 30-х-40-х годов 20-го столетия,   по-прежнему, с «удивлением» ежесуточно  наблюдала  за советскими артиллеристами. В коридорах казарм,  в стенах  были ниши для хранения солдатских винтовок времён Кайзера. А на полу лежал белый рифленый кафель. И годов ему было ой-ей-ей! Наряд по батарее, каждую ночь драил его горячей водой с мылом, и на утро он выглядел так, что  как будто только вчера его положили мастера-строители.

Как всегда, бойцы уже были готовы к несению службы в гарнизонном наряде – а когда ещё возможность представится походить по улицам Потсдама? Да и забежать в магазины, для покупки гостинцев родным на дембель и себя приодеть на гражданку, - тоже надо…

Как только привёл наряд в комендатуру, увидел несколько больше начальников, чем обычно. А дело было,  вот в чём. Раз в году, негативно настроенные восточные немцы, иногда отмечали так называемый день «Х» (день рождения уже почти, как  40 лет усопшего фюрера),  различными противоправными акциями. И любое происшествие с участием наших военнослужащих, командованием рассматривалось под соответствующим политическим углом. Вот,  с  таким  днём и совпало моё дежурство.

Вообще-то немцы, особенно пожилые,  к нам относились хорошо. В магазинах, как правило,  немцы все разговаривали по-русски, а если и нет, - то проблем всё равно не было. Как-то перед отпуском,  зашёл я  в магазин по продаже тканей – купить  матери  отрез на платье. В отделе, ко мне подошла молодая девушка, однако по-русски она не могла общаться. Тут же,  взяла лист бумаги, и нарисовала несколько фасонов женской одежды. Я указал на платье. Тогда она написала несколько двухзначных цифр, очевидно спрашивая о  возрасте.  Подчеркнул нужную цифру. Повернувшись к полкам, и, секунду подумав, выложила передо мной на выбор несколько рулонов материи. Забирая свёрток после оплаты, выслушал от неё, как я понял, добрые пожелания и по возможности подобные дальнейшие покупки делать только у них.

И только однажды, прямо на улице, меня  обматерил пожилой немец в инвалидной коляске. По моему лицу, всем прохожим  было видно, как была мне неприятна эта сцена. Но тут, к этому инвалиду подошла пожилая пара немцев, - он и она. Они  тихо, но резко что-то сказали этому «матерщиннику», после чего тот молча  развернулся на коляске и  уехал. Затем они подошли ко мне.  Пожилой немец, на более-менее понятном русском,  извинился передо мной за поведение инвалида. Оказывается, он тоже (как и матерщинник-инвалид) был в плену в Советском Союзе до 1954 года  – валил лес на Кольском полуострове. И о том времени, ничего плохого не говорил, - ведь победители и побеждённые были всегда.

В этот раз, гарнизонные и дивизионные  начальники так долго и нудно по очереди инструктировали нас о порядке реагирования на те или иные возможные противоправные действия «немецких инакомыслящих», что мы устали, не начав и «служить»…

 С утра съездил на проверку караула при гарнизонной гауптвахте, расположенной в бывшей тюрьме, в которой в своё время, сидела всем известная немецкая коммунистка Клара Цеткин. Там, как и по всему гарнизону – обстановка нормальная. Хорошо…

Днём  бойцы докладывают, что ко мне хотят зайти посетители из Болгарии. Смотрю из окна, а на улице за ограждением человек тридцать народа. Даю «добро» на их «представителей». Зашёл мужчина (представился, и предъявил документы  майора болгарской армии) и две, ну очень симпатичные смуглые девушки. Это были болгарские военные железнодорожники. Оказывается, один раз в год во время отпуска, они заказывают себе железнодорожный вагон, и туристами разъезжают по всей Восточной Европе. Вот это да! В Потсдам они только что приехали, и хотят остановиться в советской гостинице КЭЧ (потому, что в отличие от немецких гостиниц – дешевле, естественно, при наличии минимальных удобств, что их вполне устраивало). Уже побывали там, но без разрешения самого коменданта, администратор на ночлег не пускает. Что делать? Оказать помощь надо, а как?

Обращаться к коменданту бесполезно, - кроме крика никакой помощи не будет, тем более что в то время он разъезжал где-то с одним из дивизионных  начальников контролируя «ситуацию»… Помощник коменданта капитан Борисов  тоже запропастился куда-то – время к обеду... Что делать? Как  помочь  нашим собратьям из «16-й республики»?

И тут меня «осенило». В столе дежурного, лежал вот такой штамп, который ставили в увольнительной записке или отпускном билете задержанному военнослужащему  за различные нарушения:

Говорю майору, что я сделаю бумагу-разрешение, - но это афёра. На что он ответил,  что  конечно же  согласен - другого пути-то, всё равно нет.

Беру чистый лист бумаги и пишу: «Администратору гостиницы КЭЧ! Срочно поселить на двое суток 32 болгарских товарища». Закрываю другим листком  верхнюю половину части штампа (о задержании…) и ставлю «личную штамп» коменданта с неразборчивой подписью. Болгары посмотрели, показали большой палец, и ушли.

Только собрался ехать проверять караул, боец докладывает: «Приехали немецкие полицейские!». Заходят двое, и на ломаном русском объясняют, что на Егерштрассе  в районе нашего военного городка, лежит избитый русский. У меня уже мысли завертелись: «Ну вот, началось…».  Поставил задачу своему помощнику найти по телефону и оповестить о случившемся коменданта и его помощника,  загрузил бойцов в кузов машины и быстро на место «беды».

Приезжаем.  Лежит наш родной собрат-вояка среди бела дня, в кровище и в «дымину» пьяный в окружении братьев-славян, и какая-то «клава» над ним кудахчет. После минуты общения с «клавой», все возможные «политические аспекты» мною были отброшены, - водка она и в Германии водка, а любителей почесать кулаки  везде хватало. Загрузили мы его в кузов как бревно, и повезли в госпиталь.  После всех «бюрократических тонкостей» сдачи бесчувственного тела советского подданного в приёмном отделении военного госпиталя, - я поехал-таки на проверку караула при советской радиостанции «Волга» (которая вела вещание на территории ГСВГ), недалеко от которой, находились представительства «миссий связи»   Великобритании и Франции.

Дело  в  том,  что  после  вышеупомянутого Потсдамского соглашения о разделе Германии на 4 зоны, в каждой из них располагались, так называемые «миссии связи». А  попросту  –  военные  разведчики. На территории ГДР,  представительства вот этих «миссий связи»  США, Великобритании и Франции  были размещены  в Потсдаме.  Американцы и англичане, во время встречи с советскими офицерами  (даже сидя в машинах) всегда отдавали честь и вели себя приветливо и нормально. Ездили  они на машинах  и всегда с кино- и фотоаппаратурой – снимали и фотографировали, как говорится, - всё что шевелится и не шевелится… А  французы,  были полной противоположностью – никогда не здоровались, и вели себя надменно по отношению к нам. И на их здании, в отличие от американцев и англичан, не висел наш советский флаг. Потом  нам объяснили, что во Франции очень сильно развит антисоветизм.   Вот «лягушатники»! А простой народ-то в Союзе, готов был в то время «целоваться» с французами.  И наоборот, после второй мировой войны самая миролюбивая западная держава Европы, оказалась ФРГ, -  немцы оказались самыми умными.  И как  следовало ожидать, французский военный полицейский, едва увидев нас, - повернулся задницей.

Кстати, как-то с участием подданных Великобритании, на наших глазах произошла следующая история во время выезда на магдебургский полигон. Часов в пять утра, колонна самоходных орудий бригады, в сопровождении немецкой полиции, уже двигалась на железнодорожную станцию Зацкорн для погрузки. По радио мне передали, что в нашей колонне едут англичане. И действительно, они «шныряли» на своих легковых машинах военной окраски,  взад-вперёд вдоль колонны,  снимая всё происходящее на камеру.  Но  перед станцией они «пропали».

 Наш дивизион 152 мм самоходных гаубиц 2С3М в полном составе минут за сорок зашёл на платформы и закрепился. И где-то  ещё минут через тридцать (после проверки немцами крепежа вооружения и техники  на платформах), -  эшелон тронулся. Бойцы залезли в теплушке на нары, а мы, в ожидании чудо-завтрака в исполнении старшины, стояли,  облокотившись на деревянный брусок в дверном проёме, курили и разглядывали проплывавшие мимо деревенские пейзажи. И вдруг… Всё  увиденное далее, - было  как  в  замедленной съёмке.

 Эшелон  ещё  не  набрал скорости после станции и проезжал под широкой автострадой. Здесь же, под мостом, стояла легковая машина английской разведки (наши «старые знакомые»), а рядом на треноге - кинокамера, снимающая наш транспорт с вооружением. Трое англичан в форменной одежде, приветствовали нас, размахивая руками. Вдруг, сбоку моста по направлению к ним, выруливает УАЗ-469 немецкой военной полиции. Англичане,  заученными  движениями, и,  не  теряя  времени  на  выключение камеры, закидывают её в машину, ещё быстрее сами туда прыгают (теперь их уже никто  не тронет – машина это уже территория Великобритании), и мимо машины немцев уносятся прочь.  Вот это кино! Оживлённо начинаем обсуждать увиденное нами,  - а англичане уже едут параллельно нашему эшелону по автомобильной дороге вперёд. И ещё через пять-десять  минут, в чистом поле, на нерегулируемом переезде – стоят  и  машут нам руками. И естественно, с работающей камерой.

Так вот, несение караульной службы на этой радиостанции «Волга», можно было спокойно причислять к выходному дню. Работал там исключительно  гражданский люд страны Советов, и им было как-то всё по-фигу насчёт нашего караульного «бдения». А поэтому  начкар,  да и все бойцы, отсыпались за сутки по полной схеме.

Только зашёл  в комендатуру, бойцы снова докладывают о приходе болгарских железнодорожников. Ну,  думаю, - не прокатило…  Заходят болгары, радостные: «Получилось!». Майор мне  на стол бутылку бренди «Слынчев брег», а девчата -  бойцам  несколько пачек сигарет «БТ».  Жмут руки, и благодарят за интернациональную помощь.

Не успели с помощником посмеяться над успешным завершением этой афёры и порадоваться за болгар,  как телефонный звонок из полиции – в 20-ти км от города, в городке Белиц возле советского госпиталя, в канализационном люке лежит труп  советского военнослужащего. Вот тебе бабушка и Юрьев день! Приехали! Я уже свой снаряженный пистолет с запасной обоймой на боку ощупываю...

Сообщил о ЧП по телефону коменданту, бойцов опять  в кузов машины  и туда. Приезжаем, а там народа! Полицейские машины с проблесковыми маячками, наша  военная комендатура на «Волгах» из Вюнсдорфа прикатила и  белыми ремнями «блещет». Место происшествия было уже огорожено вместе с этой толпой, и где-то через час-полтора к всеобщему, и нашему в том числе удовольствию,  всё прояснилось. «Труп» неопознанного русского, оказался полусгнившим козлом (а может и козой), прикрытый в люке старым советским обмундированием. Видно госпитальные бойцы, таким образом, наводили порядок на закреплённой территории.

На радостях (что не придётся возиться с трупом) в полтретьего утра, наш помощник коменданта капитан Борисов согласился помянуть этого козла (в прямом смысле). А так как,  болгарский напиток  был у меня в машине,  то мы с участием капитана из вюнсдорфской комендатуры быстро справились с этой задачей и разъехались по своим местам службы.

Вот так и закончился день «Х».